|
|
ХРУПКАЯ ВЕТОЧКА. |
|
|
У Данилы с Катей, - это которая своего жениха у Хозяйки горы вызволила,
- ребятишек многонько народилось. Восемь, слышь-ко, человек, и все
парнишечки. Мать-то не раз ревливала хоть бы одна девчонка на поглядку. А
отец, знай, похохатывает:
- Такое, видно, наше с тобой положенье. Ребятки здоровеньки росли.
Только одному не посчастливилось. То ли с крылечка, то ли еще откуда
свалился и себя повредил: горбик у него расти стал. Баушки правили, понятно,
да толку не вышло. Так горбатенькому и пришлось на белом свете маяться. о
Другие ребятишки, - я так замечал, - злые выходят при таком-то случае,
а этот ничего - веселенький рос и на выдумки мастер. Он третьим в семье-то
приходился, а все братья слушались его да спрашивали:
- Ты, Митя как думаешь? По-твоему, Митя, к чему это?
Отец с матерью, и те частенько покрикивали:
- Митюшка! Погляди-ко! Ладно, на твой глаз?
- Митяйко, - не приметил, куда я воробы поставила?
И то Митюньке далось, что отец смолоду ловко на рожке играл. Этот тоже
пикульку смастерит, так она у него ровно сама песню выговаривает.
Данило по своему мастерству все-таки зарабатывал ладно. Ну, и Катя без
дела не сиживала. Вот, значит, и поднимали семью, за куском в люди не
ходили. И об одежонке ребячьей Катя заботилась. Чтоб всем справа была:
пимешки там, шубейки и протча. Летом-то, понятно, и босиком ладно: своя
кожа, не куплена. А Митюньке, как он всех жальчее, и сапожнешки были.
Старшие братья этому не завидовали, а малые сами матери говорили:
- Мамонька, пора, поди, Мите новые сапоги заводить. Гляди - ему на ногу
не лезут, а мне бы как раз пришлось.
Свою, видишь, ребячью хитрость имели, как бы поскорее митины сапожнешки
себе пристроить. Так у них все гладенько и катилось. Соседки издивовались
прямо:
- Что это у Катерины за робята! Никогда у них и драчишки меж собой не
случится.
А это все Митюнька - главная причина. Он в семье-то ровно огонек в
лесу: кого развеселит, кого обогреет, кого на думки наведет.
К ремеслу своему Данило не допускал ребятишек до времени.
- Пускай, - говорит, - подрастут сперва. Успеют еще малахитовой-то пыли
наглотаться.
Катя тоже с мужем в полном согласье - рано еще за ремесло садить. Да
еще придумали поучить ребятишек, чтоб, значит, читать-писать, цифру
понимать. Школы по тогдашнему положению не было, и стали старшие-то братья
бегать к какой-то мастерице. И Митюнька с ними. Те ребята понятливые,
хвалила их мастерица, а этот вовсе на отличку. В те годы по-мудреному учили,
а он с лету берет. Не успеет мастерица показать, - он обмозговал. Братья еще
склады толмили, а он уж читал, знай, слова лови. Мастерица не раз
говаривала:
- Не бывало у меня такого выученика.
Тут отец с матерью возьми и погордись маленько: завели Митюньке сапожки
поформеннее. Вот с этих сапожек у них полный переворот жизни и вышел.
В тот год, слышь-ко, барин на заводе жил. Пропикнул, видно, денежки в
Сам- Петербурхе, вот и приехал на завод - не выскребу ли, дескать, еще
сколь- нибудь.
При таком-то деле, понятно, как денег не найти, ежели с умом
распорядиться. Одни приказные да приказчик сколько воровали. Только барин
вовсе в эту сторону н глядеть не умел.
Едет это он по улице и углядел - у одной избы трое робятишек играют, и
все в сапогах. Барин им и маячит рукой-то: - идите сюда.
Митюньке хоть не приводилось до той поры барина видать, а признал,
небось. Лошади, вишь, отменные, кучер по форме, коляска под лаком и седок
гора- горой, жиром заплыл, еле ворочается, а перед брюхом палку держит с
золотым набалдашником.
Митюнька оробел маленько, все-таки ухватил братишек за руки и подвел
поближе к коляске, а барин хрипит:
- Чьи такие?
Митюнька, как старший, объясняет спокойненько:
- Камнереза Данилы сыновья. Я вот Митрий, а это мои братики малые.
Барин аж посинел от этого разговору, чуть не задохся, только
пристанывает:
- Ох, ох! что делают! что делают! Ох, ох!
Потом, видно, провздыхался и заревел медведем:
- Это что? А? - А сам палкой-то на ноги ребятам показывает. Малые,
понятно, испужались, к воротам кинулись, а Митюнька стоит и никак в толк
взять не может, о чем его барин спрашивает.
Тот заладил свое, недоладом орет:
- Это что?
Митюнька вовсе оробел, да и говорит:
- Земля.
Барина тут как параличом хватило, захрипел вовсе:
- Хр-р, хр-р! До чего дошло! До чего дошло! Хр-р, хр-р.
Тут Данило сам из избы выбежал, только барин не стал с ним
разговаривать, ткнул кучера набалдашником в шею - поезжай!
Этот барин не твердого ума был. Смолоду за ним такое замечалось, к
старости и вовсе несамостоятельной стал. Напустится на человека, а потом и
сам объяснить не умеет, что ему надо. Ну, Данило с Катериной и подумали -
может, обойдется дело, забудет про ребятишек, пока домой доедет. Только не
тут-то было: не забыл барин ребячьих сапожишек. Первым делом на приказчика
насел.
- Ты куда глядишь? У барина башмаков купить не на что, а крепостные
своих ребятишек в сапогах водят? Какой ты после этого приказчик?
Тот объясняет:
- Вашей, дескать, барской милостью Данило на оброк отпущен и сколько
брать с него - тоже указано, а как платит он исправно, я и думал...
- А ты, - кричит, - не думай, а гляди в оба. Вон у него что завелось!
Где это видано? Вчетверо ему оброк назначить.
Потом призвал Данилу и сам объяснил ему новый оброк. Данило видит -
вовсе несуразица и говорит:
- Из воли барской уйти не могу, а только оброк такой тоже платить не в
силу. Буду работать, как другие, по вашему барскому приказу.
Барину, видать, это не по губе. Денег и без того нехватка, - не до
каменной поделки. В пору и ту продать, коя от старых годов осталась. На
другую какую работу камнереза поставить тоже не подходит. Ну, и давай
рядиться. Сколько все-таки ни отбивался Данила, оброк ему вдвое барин
назначил, а не хошь - в гору. Вот куда загнулось!
Понятное дело, худо Данилу с Катей пришлось. Все прижало, а робятам
хуже всего: до возрасту за работу сели. Так и доучиться им не довелось.
Митюнька - тот виноватее всех себя считал - сам так и лезет на работу.
Помогать, дескать, отцу с матерью буду, а те опять свое думают:
- И так-то он у нас нездоровый, а посади его за малахит - вовсе
изведется. Потому - кругом в этом деле худо. Присадочный вар готовить - пыли
не продохнешь, щебенку колотить - глаза береги, а олово крепкой водкой на
полер разводить -парами задушит.
Думали, думали и придумали отдать Митюньку по гранильному делу учиться.
Глаз, дескать, хваткий, пальцы гибкие и силы большой не надо - самая по
нему работа.
Гранильщик, конечно, у них в родстве был. К нему и пристроили, а он
рад- радехонек, потому знал - парнишечко смышленый и к работе не ленив.
Гранильщик этот так себе средненький был, второй, а то и третьей цены
камешок делал. Все-таки Митюнька перенял от него, что тот умел. Потом этот
мастер и говорит Данилу:
- Надо твоего парнишка в город отправить. Пущай там дойдет до настоящей
точки. Шибко рука у него ловкая.
Так и сделали. У Данилы в городе мало ли знакомства было по
каменному-то делу. Нашел кого надо и пристроил Митюньку. Попал он тут к
старому мастеру по каменной ягоде. Мода, видишь, была из камней ягоды
делать. Виноград там, смородину, малину и протча. И на все установ имелся.
Черну, скажем, смородину из агату делали, белу - из дурмашков, клубнику - из
сургучной яшмы, княженику - из мелких шерловых шаричков клеили. Однем
словом, всякой ягоде свой камень. Для корешков да листочков тоже свой
порядок был: кое из офата, кое из малахита либо из орлеца и там еще из
какого-нибудь камня.
Митюнька весь этот установ перенять перенял, а нет-нет и придумает по-
своему. Мастер сперва ворчал, потом похваливать стал:
- Пожалуй, так-то живее выходит.
Напоследок прямо объявил.
- Гляжу я, парень, шибко большое твое дарование к этому делу. Впору
мне, старику, у тебя учиться. Вовсе ты мастером стал да еще с выдумкой.
Потом помолчал маленько, да и наказывает:
- Только ты, гляди, ходу ей не давай! Выдумке-то! Как бы за нее руки не
отбили. Бывали такие случаи.
Митюнька, известно, молодой - безо внимания к этому. Еще посмеивается:
- Была бы выдумка хорошая. Кто за нее руки отбивать станет?
Так вот и стал Митюха мастером, а еще вовсе молодой: только-только ус
пробиваться стал. По заказам он не скучал, всегда у него работы полно.
Лавочники по каменному делу смекнули живо, что от этого парня большим
барышом пахнет, - один перед другим заказы ему дают, успевай только. Митюха
тут и придумал:
- Пойду-ко я домой. Коли мою работу надо, так меня и дома найдут.
Дорога недалекая, и груз не велик - материал привезти да поделку забрать.
Так и сделал. Семейные обрадовались, понятно: Митя пришел. Он тоже
повеселить всех желает, а самому не сладко. Дома-то чуть не цельная
малахитовая мастерская стала. Отец и двое старших братьев за станками в
малухе сидят и младшие братья тут же: кто на распиловке, кто на шлифовке. У
матери на руках долгожданная, девчушка-годовушка трепещется, а радости в
семье нет. Данило уж вовсе стариком глядит, старшие братья покашливают, да
и на малых смотреть невесело. Бьются, бьются, а все в барский оброк уходит.
Митюха тут и заподумывал: все, дескать, из-за тех сапожнешек вышло. Давай
скорее свое дело налаживать. Оно хоть мелкое, а станков к нему не один,
струментишко тоже требуется. Мелочь все, а место и ей надо.
Пристроился в избе против окошка и припал к работе, а про себя думает:
- Как бы добиться, чтоб из здешнего камня ягоды точить. Тогда и младших
братишек можно было бы к этому делу пристроить. - Думает, думает, а пути не
видит. В наших краях, известно, хризолит да малахит больше попадаются.
Хризолит тоже дешево не добудешь, да и не подходит он, а малахит только на
листочки и то не вовсе годится: оправки либо подклейки требует.
Вот раз сидит за работой. Окошко перед станком по летнему времени
открыто.
В избе никого больше нет. Мать по своим делам куда-то ушла, малыши
разбежались, отец со старшими в малухе сидят. Не слышно их. Известно, над
малахитом-то песни не запоешь и на разговор не тянет.
Сидит Митюха, обтачивает свои ягоды из купецкого материала, а сам все о
том же думает:
- Из какого бы вовсе дешевого здешнего камня такую же поделку гнать?
Вдруг просунулась в окошко какая-то не то женская, не то девичья рука,
- с кольцом на пальце и в зарукавье, - и ставит прямо на станок Митюньке
большую плитку змеевика, а на ней, как на подносе, соковина дорожная.
Кинулся Митюха к окошку - нет никого, улица пустехонька, ровно никто и
не прохаживал.
Что такое? Шутки кто шутит али наважденье какое? Оглядел плитку да
соковину и чуть не заскакал от радости: такого материала возами вози, а
сделать из него, видать, можно, если со сноровкой выбрать да постараться.
Что только?
Стал тут смекать, какая ягода больше подойдет, а сам на то место
уставился, где рука-то была. И вот опять она появилась и кладет на станок
репейный листок, а на нем три годных веточки, черемуховая, вишневая и
спелого- спелого крыжовника.
Тут Митюха не удержался, на улицу выбежал дознаться, кто это над ним
шутки строит. Оглядел все - никого, как вымерло. Время - самая жарынь. Кому
в эту пору на улице быть?
Постоял-постоял, подошел к окошку, взял со станка листок с веточками и
разглядывать стал. Ягоды настоящие, живые, только то диво - откуда вишня
взялась. С черемухой просто, крыжовнику тоже в господском саду довольно, а
эта откуда, коли в наших краях такая ягода не растет, а будто сейчас
сорвана?
Полюбовался так на вишни, а все-таки крыжовник ему милее пришелся и к
матерьялу ровно больше подходит. Только подумал - рука-то его по плечу и
погладила:
"Молодец, дескать! Понимаешь дело!"
Тут уж слепому ясно, чья это рука. Митюха в Полевой вырос,
сколько-нибудь раз слыхал про Хозяйку горы. Вот он и подумал - хоть бы сама
показалась. Ну, не вышло. Пожалела, видно, горбатенького парня растревожить
своей красотой - не показалась.
Занялся тут Мнтюха соком да змеевиком. Немало перебрал. Ну, выбрал и
сделал со смекалкой. Попотел. Ягодки-то крыжовника сперва половинками
обточил, потом внутре-то выемки наладил да еще, где надо желобочки прошел,
где опять узелочки оставил, склеил половинки да тогда их начисто и обточил.
Живая ягодка-то вышла. Листочки тоже тонко из змеевки выточил, а на корешок
ухитрился колючки тонехонькие пристроить. Однем словом, сортовая работа. В
каждой ягодке ровно зернышки видно и листочки живые, даже маленько с
изъянами: на одном, дырки жучком будто проколоты, на другом опять ржавые
пятнышки пришлись. Ну, как есть настоящие.
Данило с сыновьями хоть по другому камню работали, а тоже в этом деле
понимали. И мать по камню срабатывала. Все налюбоваться не могут на
митюхину работу. И то им диво, что из простого змеевика да дорожного соку
такая штука вышла. Мите и самому любо. Ну, как - работа! Тонкость. Ежели
кто понимает, конечно.
Из соку да змеевику Митя много потом делал. Семье-то шибко помог.
Купцы, видишь, не обегали этой поделки, как за настоящий камень платили, и
покупатель в первую голову митюхину работу выхватывал, потому - на отличку.
Митюха, значит, и гнал ягоду. И черемуху делал, и вишню, и спелый
крыжовник, а первую веточку не продавал - себе оставил. Посыкался отдать
девчонке одной, да все сумленье брало.
Девчонки, видишь, не отворачивались от митюхина окошка. Он хоть
горбатенький, а парень с разговором да выдумкой, и ремесло у него занятное,
и не скупой: шаричков для бусок, бывало, горстью давал. Ну, девчонки нет-
нет и подбегут, а у этой чаще всех заделье находилось перед окошком -
зубами поблестеть, косой поиграть. Митюха и хотел отдать ей свою веточку, да
все боялся.
- Еще насмех девчонку поднимут, а то и сама за обиду почтет.
А тот барин, из-за которого поворот жизни случился, все еще на земле
пыхтел да отдувался. В том году он дочь свою просватал за какого-то там
князя ли купца и придано ей собирал. Полевской приказчик и вздумал
подслужиться. Митину-то веточку он видал и тоже, видно, понял, какая это
штука. Вот и послал своих охлестов с наказом:
- Если отдавать не будет, отберите силой.
Тем что? Дело привычное. Отобрали у Мити веточку, принесли, а приказчик
ее в бархатну коробушечку. Как барин приехал в Полевую, приказчик сейчас:
- Получите, сделайте милость, подарочек для невесты. Подходящая штучка.
Барин поглядел, тоже похвалил сперва-то, потом и спрашивает:
- Из каких камней делано и сколько камни стоят?
Приказчик и отвечает:
- То и удивительно, что из самого простого материалу: из змеевику да
шлаку.
Тут барин сразу задохся:
- Что? Как? Из шлаку? Моей дочери?
Приказчик видит - неладно выходит, на мастера все поворотил:
- Это он, шельмец, мне подсунул, да еще насказал четвергов с неделю, а
то бы я разве посмел.
Барин, знай, хрипит:
- Мастера тащи! Тащи мастера!
Приволокли понятно, Митюху, и, понимаешь, узнал ведь его барин.
"Это тот... в сапогах-то который..." С палкой на Митюху кинулся.
- Как ты смел?
Митюха сперва и понять не может, потом раскумекал и прямо говорит:
- Приказчик у меня силом отобрал, пускай он и отвечает.
Только с барином какой разговор, все свое хрипит:
- Я тебе покажу...
Потом схватил со стола веточку, хлоп ее на пол и давай-ко топтать. В
пыль, понятно, раздавил.
Тут уж Митюху за живое взяло, затрясло даже. Оно и то сказать, - кому
полюбится, коли твою дорогую выдумку диким мясом раздавят.
Митюха схватил баринову палку за тонкий конец да как хряснет
набалдашником по лбу. Так барин на пол и сел и глаза выкатил.
И вот диво - в комнате приказчик был и прислужников сколько хочешь, а
все как окаменели, - Митюха вышел и куда-то девался. Так и найти не могли, -
а поделку его и потом люди видали. Кто понимающий, те узнавали ее.
И еще заметочка вышла. Та девчонка, которая зубы-то мыла перед
митюхиным окошком, тоже потерялася, и тоже с концом.
Долго искали эту девчонку. Видно, рассудили по-своему-то, что ее найти
легче, потому - далеко женщина от своих мест уходить не привычна. На
родителей ее наступали:
- Указывай место!
А толку все-таки не добились.
Данилу с сыновьями прижимали, конечно, да, видно, оброку большого
пожалели, - отступили. А барин еще сколько-то задыхался, все-таки вскорости
его жиром задавило.
|
|
|
|
|